 |
| Jacques Clement Wagrez - «Обнародование эдикта в Венеции в XV столетии» |
Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №1174-1891 г.:
«Обнародование эдикта в Венеции в XV столетии»
Картина Ж. Варгеза
В цветущее время венецианской республики обнародование всяких правительственных указов, распоряжений и эдиктов совершалось посредством специального коммандатора, который в известный час дня входил на мраморное возвышение, находящееся на углу Пиацетты и с этого возвышения читал громким голосом эдикт собравшейся публике. Картина Вагреза, бывшая в парижском Салоне нынешнего года, превосходно передаёт этот уголок из нравов венецианской республики. Коммандатор, стоя на возвышении. Читает эдикт; около него по бокам стоят венецианские воины на страже. Тут же в различных позах собралась местная публика: молодая венецианка в традиционном костюме с вёдрами, наполненными овощами, рядом молодой венецианец. Заигрывающий с ней, несколько дальше поселяне. А по другой стороне – молодая девочка с корзиной и несколько более солидных, видимо интересующихся эдиктом, граждан. Декоративная сторона картины переносит нас ещё более в Венецию XV столетия: громадные здания с колоннами, напоминающими византийский стиль, целиком сняты с действительности, ещё сохранившейся и поныне в Венеции. Живопись прекрасная и тонкая. По колориту напоминающая знаменитых венецианских мастеров – Корреджио и Тинторетто. Группы народа расположены живописно и оживлённо.
 |
| Jacques Clement Wagrez «Рассказчица новелл в XIV столетии» |
Из журнала «Всемирная Иллюстрация» №1118-1890 г.:
Средневековые рассказчики в западной Европе
Картине Вагреза
В средние века, по крайней мере до половины XV столетия, искусство читать и писать было достоянием лишь немногой доли населения западной Европы, лишь небольшой части высших общественных слоёв; долго это искусство изучалось одним духовенством, а миряне, умеющие читать и писать, попадались лишь очень-очень редко; даже великий немецкий мейстерзингер Вольфрам фон Эшенбах (в конце XII и в начале XIII века) не умел ни читать, ни писать. Чаще грамотой занимались жёны рыцарей, но число таких «учёных» дам было также невелико.
Таким образом в те отдалённые времена рассказчик должен был заменять и книги, и газеты. Sirventes (произведения провансальских поэтов XII века, не имевшие лирического характера) Бертрата де Борна (1145-1210) действовали на его современников. Как зажигательные политические памфлеты; рассказы старых воинов заменяли для юношей исторические сочинения. Различные сюжеты, например легенды о святых обрабатывались в поэтической форме и в таком виде прочнее запоминались свежей ещё памятью. Поэтических произведений того времени в рукописях у нас имеется очень мало, но странствующие певцы знали их очень много; главным образом они исполняли последние произведения лирической музы современных им поэтов. Распространяя их во всей земле; они же познакомили народ с новеллами в стихах. В то же время у них был большой запас комических рассказов. Перешедших к ним от предшественников и значительно расширяемый каждым певцом; народ охотно слушал такие рассказы и с большею охотой выводил морали из этих маленьких весёленьких историй, чем из строгих церковных проповедей. Поэтому и духовенство часто рассказывало в своих проповедях такие же историйки, иногда очень комичные, заставлявшие прихожан, помирать со смеху. Если такие церковные рассказы были действительно интересны, то миряне запоминали их, уносили из церкви домой, рассказывали знакомым и таким образом вложенная в них мораль распространялась в очень далёких кругах.
Само собой разумеется, что такие рассказы. Имеющие целью поучать толпу. При всей своей комичности, всегда были совершенно приличны. Не то придётся сказать о рассказах странствующих певцов: их :contes” и “fabliaux’, дошедшие до нас в довольно значительном количестве, трактуют иногда о таких вещах, которые никоим образом неудобны для детей или подростков юношей и девушек. Но общество взрослых охотно слушало эти рассказы: оно принимало живое участие в щекотливых положениях, в которые становились герои, и нимало не смущалось резкими выражениями: напротив, они нравились ему. Ещё в XV столетии почтенные граждане нимало сумняшеся собирались смотреть карнавальные представления с самыми невероятными сюжетами; правда, все зрители были исключительно взрослые люди и в их глазах недвусмысленные положения и выражения не имели большого веса, раз только спектакль был разыгран весело и хорошо. Двусмысленностей в таких пьесах никогда не встречалось: они говорили всё откровенно и публике не надо было искать в них задней мысли.
Все эти пьесы и рассказы трактовали большей частью любовные истории; в них говорилось, как ловко обманывают жёны своих мужей и как глупо попадаются мужья в расставленную им западню. Женщина почти всегда оказывается хитрее мужчины и настаивает на своём; она очень редко получает кару за свою неверность. Любовники обыкновенно также не отличаются особенным умом и следуют лишь советам женщины. Другое дело, если молодой человек преследует свои собственные цели; он выказывает тогда поразительную хитрость, чтобы овладеть невинной девицей или честной мужней женой. Эти-то уловки любящих сердец и придавали особый интерес средневековым рассказам, стушёвывая слишком резкие подробности и привлекая большие толпы слушателей и слушательниц.
Надо сказать, что общество того времени. Т.е. XIII и XIV веков, не отличалось особенно тонкими чувствами. Сын благородного рода с ранних лет начинал упражняться в воинских играх, учился. По нашим понятиям, очень мало и, сделавшись рыцарем, мечтал лишь об одном: как бы добыть себе в серьёзном бою побольше денег и земель, а если представится случай – то и красивую женщину. При первой возможности он отправлялся на войну, жил при дворе и в наследственном имении показывался очень редко; только после женитьбы он проживал там более продолжительное время, а когда подходила старость и силы уже ослабевали – он проживал безвылазно в своём замке; когда за его столом собирались. С кубками в руках, молодёжь и старики, предметом для бесед служили им войны и охоты, а то лошади и собаки, но главным образом – любовные истории.
Женщины того времени также не отличались особенной учёностью; они были гораздо сильнее и здоровее, чем в наше время и в них не было ни капли сантиментальности, какую нередко можно встретить у наших дам и девиц. Вырастая среди простонародья, они с малых лет приучались слушать всё, не краснея, как вещи естественные и потому не заключающие в себе ничего особенного. Очень возможно, что за время долгого отсутствия мужей. Отправляющихся, например, в крестовый поход. У их жён и на самом деле происходили пикантные романы.
Но из того факта. Что тогдашнее французское общество без всякого стеснения слушало щекотливые рассказы, мы не должны выводить заключения, будто оно не отличалось нравственностью: охотно слушать такие рассказы и подражать им на практике – это две вещи разные и первое не обязывает ко второму; французы же всегда питали особенную любовь к полуобнажённой музе.
От французов рассказы этого рода перешли и в другие европейские страны. В Германии около половины XIII века было переведено множество таких “fabliaux”, а немецкие поэты уже с половины XII века начали перерабатывать для немецкого народа французские поэтические произведения. Но в этих переводах все мало-мальски щекотливое вышло гораздо резче и тяжелее, чем в оригиналах. Многие из таких рассказов, переведённых или переработанных для немецкой публики. Сохранились и до нашего времени; но пока это всё отдельные рассказы, не имеющие между собой никакой связи, тогда как в XIV столетии из них составлялись целые циклы, в которых отдельные части связывались друг с другом; образцом таких циклов могли бы служить вывезенные с востока романы Dolopathos и “des sept Sages”, семи мудрецов. Такой обычай соединения многих рассказов в одно целое создан поэтами XIV века.
Во главе их стоит Джиованни Боккаччо и его «Декамероном», в котором изображено общество дам и мужчин; в этом обществе в продолжение десяти дней ежедневно рассказывают десять рассказов; друзья собрались вместе, чтобы провести в совместной беседе время моровой язвы, свирепствовавшей во Флоренции. Многие из своих сюжетов Боккаччио заимствовал от французских “fabliaux”, но сумел смягчить резкость оригинала. На картине Ватреза представлено такое именно общество знатных дам и кавалеров и одна из этих дам, с лавровой ветвью в руке, рассказывает какую-то историю.
Известно, что Боккаччио был отцом итальянских литературных рассказов и что даже позднейшие итальянские новеллисты, как Банделло, Фиренцуола, Франческо Страпатола, Джиральдо Чинтио и др., часто слепо подражали ему.
В Англии этот род искусства нашёл для себя высшего выразителя в лице Джеффри Чаусера.
Во Франции в XIV столетии новеллы были такой же фавориной лтературной формой, но писались уже не стихами, а прозой; в XV веке главнейшим французским произведением этого рода были “Cent Nouvelles” (сто новелл), не уступающие по своему содержанию старым “fabliaux”, В XVI веке Маргарита Наваррская дала в своём «Гептамероне» собрание новелл в стиле Боккачио, а в эпоху Людовика XIV Жан де Лафонтен снова обработал в стихотворную форму весёлые рассказы старого времени и дал им новую жизнь в своих “Contes”.
В германии этот род литературы привился не так удачно: первые переводы и переработки новелл с французского были очень тяжелы и неуклюжи, и впоследствии немецкие авторы работали на этом поприще также неудачно. В Германии новелла приобрела вкус и значение лишь в нашем столетии, но в ней замечается лишь весьма отдалённое сходство с её первообразом.